Пауль Николаи очень любил гостей, которых приглашал сам. Но должен был, из человеколюбия, терпеть в своем саду и всех прочих: в Выборге тогда еще не было других парков, а общество остро нуждалось в рекреации. Далеко не все вели себя в Монрепо подобающим образом, забывая, что находятся не в общественном увеселительном саду, а в частном имении. Это повелось еще при батюшке Пауля: можно вспомнить историю с хмельными офицерами, едва не спалившими строящийся Главный усадебный дом, и историю с мастером Лассеном, устроившим в Монрепо кофейню с продажей пунша. При Пауле Николаи, который был занят службой в Копенгагене и мог навещать Монрепо лишь время от времени, вольности, которые позволяли себе посетители, приобрели систематический характер, о чем свидетельствуют сердитые объявления от имени Пауля Николаи в местной прессе. Когда в Выборге все-таки решили, наконец, устроить собственный общественный парк, барон Николаи вздохнул с облегчением.
В январе 1836 года сгорела больница в Петербургском форштадте, ее участок магистрат решил занять под общественный парк. Начинать с нуля не было необходимости, так как сгоревшая больница уже располагалась посреди сада, разбитого стараниями правителя Выборгского наместничества князя Федора Павловича Щербатова (1749‒1810). В комитет, созданный для попечительства над новым общественным садом, вошел и садовник из Монрепо Роберт Кристенсен. Хозяйственный вопрос был решен очень просто: магистрат стал сдавать сад в аренду тому, кто должен будет позаботиться об увеселениях ‒ и о доходах с них. Первым арендатором стал садовник Георг Вильгельм Бальтазар родом из Ганновера. А первое, что он сделал ‒ подал прошение об устройстве в саду ресторана.
Сад располагался на въезде в город по Петербургскому тракту, довольно далеко для горожан, но ресторан, кегельбан и прочий культурный досуг в виде концертов, фейерверков и русских горок (в зимнее время) перевешивал это территориальное неудобство. В ресторане, к которому пристроили танцевальный зал, устраивали балы бюргеров и мастеровых, привлекавшие также молодежь из высшего света, желавшую большей свободы и готовую подраться ради девичьей улыбки.
Общественный сад не имел собственного названия, хотя на некоторых русских картах назывался Летним садом. По названию городского района, образовавшегося здесь во второй половине XIX века, он стал называться парком Анина (Aninanpuisto). Сад был спланирован как пейзажный, с извилистыми дорожками, и имел множество каналов, так как земля между Петербургским трактом и заливом Папула была болотистой; гуляющих донимала сырость, так что горячительные напитки и костры казались вполне уместными. Арендаторы сада, бывшие по необходимости скорее рестораторами, чем садовниками, менялись часто и вели дело с переменным успехом. В 1860-е годы, к концу существования сада, его посетителями были преимущественно русские солдаты. Последним арендатором был отставной унтер-офицер Константин Егоров, который содержал в городе еще несколько закусочных и таверн. Пожарная инспекция в 1870 году отметила аварийное состояние ресторана и велела немедленно снести хотя бы танцевальный зал, а в 1871 году ресторан, действительно, сгорел со всем своим убранством. Впрочем, в это же время через парк проложили полотно железной дороги, так что его участь была предрешена. Для благоустройства Выборга это не было потерей: в это время уже существовал парк Святой Анны у Петровской горы, начал разбиваться Торкельский парк и были спланированы скверы нынешних Садовой улицы и бульвара Кутузова. Однако Монрепо снова оказалось под ударом. Полагаем, что не сильно ошибемся, если предположим, что разрушение статуи Вяйнямейнена в 1871 году ‒ следствие исчезновения «отдушины» увеселительного сада.
До расширения железнодорожного депо парк в Анина еще сохранялся какое-то время, без ресторана и увеселений, но был запущен и выглядел плачевно. В 1886 году в Выборгской газете (Wiborgsbladet) писали о нем с ностальгией: «Ушли в прошлое аккуратные песчаные дорожки, беседки заросли, тщательно ухоженные живые изгороди превратились в непроходимую чащу, а по заболоченным лужайкам бродят тощие коровы. Тишина царит под плакучими кронами старых берез, где когда-то звучала музыка, где на берегу полыхали костры, и все, что было в городе молодым и красивым, устремлялось сюда на веселые танцы» [1].
Валентин Болгов,
главный хранитель фондов
Примечания
[1] Цит. по: Sven Hirn. Vihantaa Viipuria. // Viipurin Suomalaisen Kirjallisuusseuran toimitteita. 1. Helsinki, 1976. S. 14-21.
