Дух Эриха еще в ночи бушует,
Вкруг камня ходит и клянет, грозит
И громыхает, и трясет цепями,
И грот Медузы слышит его рев.
— Л. Г. Николаи.
«Имение Монрепо в Финляндии. 1804».
Пер. с нем. яз. И. И. Городинский.
Недавно мы говорили о датском драматурге Эленшлегере, чьи пьесы были в библиотеке Монрепо.* На русском языке еще в XIX веке были доступны несколько произведений Эленшлегера, в том числе «Рейхмут фон Адохт». Этот «исторический анекдот» опубликовал немецкий издатель Эленшлегера И. Ф. Котта в своем Утреннем листке для образованных читателей, а в 1816 году русский перевод (под инициалом Д.) появился и в московском Вестнике Европы. Речь идет об одной из легенд, связанных с Кельнским собором, который при Эленшлегере стоял все еще недостроенный. У этой легенды счастливый конец. Вместо пересказа мы приводим ниже текст легенды (в значительном сокращении).** Сразу за легендой последует сообщение из газеты 1936 года о фамильном кладбище Николаи. Мы воздерживаемся от комментариев, так как оба текста сами по себе красноречивы.
Рейхмут фон Адохт.
(Исторический анекдот. Соч. Еленшлегера)
Вестник Европы. 1816. №8.
В шестнадцатом столетии жил в городе Кельне один Бургомистр, весьма богатый. Жена его, по имени Рейхмут, … занемогла и скончалась. Они были весьма счастливы друг другом. Рейхмут была еще молода и прекрасна собою, и печальный супруг ни на минуту не отходил от больной своей подруги. Она мало страдала в последнее время: только припадки изнеможения делались чаще и продолжительнее; потом совершенно овладели больною, и она скончалась …
Знаменитейшая церковь есть кафедральный Собор Св. Петра, одно из лучших зданий в целой Германии; но однакож не так построено, как предполагал архитектор. Свод сделан только над хором. Внутренность храма разделяется четырьмя рядами огромных столбов, и в длину он несколько более славнаго Страсбургскаго Собора. … В ризнице показывают жезл из слоновой кости, принадлежавший, как говорят, Петру Апостолу. Стоящий в одном приделе серебряный и позолоченый гроб вмещает в себе телеса трех Святых Царей Пастырей: Каспара, Балтазара и Мельхиора.
В сей церкви с великою пышностию была положена умершая Рейхмут фон Адохт — соответственно обычаям того времени, украшена, яко невеста — в цветистой шелковой одежде, с разноцветным венком на голове и с множеством драгоценных колец на бледных пальцах.
Таким образом она положена была во гроб со стекляными оконцами, который поставили в подземелье под хорами в особливом небольшом приделе. …
Был ненастный Ноябрьский вечер. Петр Больт, погребатель мертвых при Соборной церкви, по окончании великолепных похорон, шел домой. Бедный человек сей три года уже был женат … и с часу на час ожидал приумножения своего семейства. С обремененным сердцем приближался он к своей хижине, стоявшей над рекою, сырой и холодной, a особливо в осеннюю пору. … Состояние жены его было весьма сомнительным, a требования на необходимыя издержки далеко превышали возможность удовлетворить оным. Видя такую крайность, побежал он к жиду Исааку, которой иногда ссужал его деньгами. Но жиду надобен был залог, a у Больта ничего уже не осталось … Отчаянный Больт в безпамятстве побрел назад; он едва держался на ногах и шел, сам незная куда. Ночь была мрачная; первый снег крупными охлопками по косому направлению валился на площадь Соборной церкви. Ходя в безпамятстве, занятый единственно своим несчастием, Больт, вместо того чтоб идти домой через рынок, сам неведая как, очутился на лестнице перед главным притвором церкви. Колокол ударил три раза — это было три четверти двенадцатаго. Вдруг блеснула в голове его мысль, подобно молнии. Он увидел … свою больную жену с новорожденным младенцем; потом представилась ему мертвая Рейхмут в стеклянном гробе, с дорогими камнями на неподвижных пальцах. — На что ей они? подумал он: неужели грешно взять у мертваго, чтоб накормить и успокоить живаго? …
С каким трепетом проходил Больт обширное пространство храма! Рука его с фонарем так дрожала, что он безпрестанно останавливался, боясь погасить свечку. … прошел мимо главнаго олтаря, отпер дверь к хорам, спустился вниз по лестнице, пробрался узким коридором мимо гробниц, с обеих сторон находящихся, отворил придел новоумершей, остановился перед гробом. … Блеск от золота и от камней странным образом отражался при слабом свете. Больт хотел было поднять крышку, и отступил назад: ему показалось, будто мертвая пошевелилась. … стекольныя оконницы были весьма узки, и притом защищены снутри железною проволокой. Надлежало снаружи поднять крышу. При самом начале опыта раздался треск, и холодный пот выступил на лице несчастнаго. Сей звук совершенно удостоверил его, что он есть святотатец … теперь он сам себя начал страшиться, и состояние его было таково, что он точно оставил бы все, если бы вдруг не отперся замок от надавленной им пружины. Больт поспешно озирается, как будто желая узнать, нет ли там свидетеля его преступления; потом падает на колена, поднимает руки и говорит со вздохом: прости меня, умершая праведница! Ты не имеешь нужды в сих украшениях, из которых один камень может осчастливить целое семейство! — И ему кажется, будто лице мертвой при сих словах его ласково улыбнулось. Ободряется, берет ея руку, хочет взять одно из драгоценных колец…. и поражается неизеяснимым ужасом, почувствовавши, что мертвая холодными своими перстами крепко сжимает его руку. Он вскрикивает, вырывается, оставляет фонарь, бежит через мрачный коридор обратно в церковь … он побежал прямо к дому Бургомистра. Вся душа его наполнена была мыслию о содеянном беззаконии, и он не видел никакого другаго средства избавиться от мщения мертвых, как признавшись в своем преступлении. …
Долго стучался он, пока не отворили ему двери. Все служащие в доме спали; только огорченный Адохт не смыкал глаз, и сидел один на том самом канапе, на котором часто сиживал с любезною своею Рейхмут. На стене висел портрет ея. Безмолвно смотрел он на образ незабвенной супруги, облокотившись и поддерживая лице свое рукою. Стук y ворот заставил его выдти из мечтательнаго, горестнаго забвения. … несчастный упал к ногам Бургомистра, признался в своем преступлении, и обяснил все, что случилось в церкви. Адохт слушал с удивлением; сердился, и в то же время чувствовал сострадание. Он строго приказал Больту никому не открывать этой тайны, ежели хочет предохранить себя от величайшаго несчастия. Между тем он вознамерился тотчас идти с Больтом в церковь и лично освидетельствовать состояние дела. …
Таким образом они шли далее, и уже находились против даннаго жертвенника. … — Разве не видите, высокопочтенный Бургомистр, кто там сидит? — Где? — Боже, отпусти грех мой! Вот, в черной, длинной мантии — госпожа ваша супруга — сидит у олтаря — пьет из серебрянаго сосуда! — … направил свет фонаря на привидение, и все сказанное им было справедливо! сам Адохт испугался. «Рейхмут!» воскликнул он; «именем Иисуса Христа заклинаю тебя: ты ли это сама, или тень твоя?» — Ах! — ответствует слабый голос: — вы положили меня во гроб живую. Это вино несколько меня подкрепило. Ко мне, любезный Адохт! — и Адохт бросился к олтарю и принял в обятия свою любезную, всеблагим Промыслом возвращенную ему супругу.
После того, как Больт побежал из церкви, пробудившаяся от мнимой смерти Рейхмут провела несколько минут неизяснимо ужасных. … Как же обрадовалась она, приметивши, что дверь только притворена, a не заперта!
Адохт, сделав нужныя распоряжения, со всею осторожностию перенес больную в дом свой. … Сколь велика была его радость, когда на другой день врач уверял его, что опасный кризис кончился, и что совсем ничего не осталось бояться в разсуждении жизни г-жи Адохт! Он не мог сердиться на Больта, котораго столь извинительныя, по его мнению, причины заставили отважиться на преступление. Но Больт был для себя гораздо более строгим судьею, и сам отказался от своей должности. Рейхмут взяла на себя попечение о родильнице, a Бургомистр о ея муже, и оба принимали новорожденное дитя из купели. … Они благодарили милосердие Промысла и положив в сердце своем призреть младенца, коего бедственное рождение спасло г-жу Адохт от ужасной смерти. Таким образом печальный обряд погребения нечаянно превратился в радостное пиршество. Трубы и литавры во весь день неумолкали, a Бургомистр Адохт не только не пожалел стараго вина Реинскаго, но даже выставил на площади огромную бочку онаго для народа.
________________________
Вопиющее осквернение места упокоения в Выборге.
Вскрыт фамильный склеп Николаи.
Ладога. 1936. №44 (6677), четверг 23 апреля. С. 4.
Выборгская криминальная полиция была извещена о том, что фамильное кладбище рода Николаи на острове Смерти в Монрепо было осквернено. Один из склепов был вскрыт, со взломом замка в железной двери, разбит деревянный гроб, в котором находилось тело баронессы Алины фон Николаи, умершей в 1929 году, а также разбито стеклянное окно размером 10 x 35 см во внутреннем цинковом гробу. Таким образом, возможно дотронуться до тела, на котором, однако, не заметно никаких признаков вмешательства. Полиция обнаружила пятно ржавчины на груди костюма и заподозрила, что на костюме было какое-то украшение, которое похитили. Однако, по словам родственников покойной, у нее не было никаких украшений. На указанном острове в общей сложности находится пять склепов, в каждом из которых по традиции семьи Николаи похоронено одно поколение. После обряда погребения дверь склепа закрывается, а его стены и крыша покрыты песком и торфом, образующими зеленый холмик. Полиция, которая продолжает расследование, выяснила, что дверь в склеп была приоткрыта уже за пару недель до Пасхи, но те, кто это обнаружил, не придали этому значения. До сих пор нет информации о виновниках преступления или о их мотивах. Родственники покойной пообещали щедрое вознаграждение любому, кто может предоставить информацию, полезную для расследования.
Подг. Валентин Болгов,
главный хранитель музейных предметов
