Недавно мы сообщали о том, что после реставрации Библиотечного флигеля на его фронтон вернутся часы. [1] Об этих часах известно немного, и всё же две маленькие истории в эти новогодние праздники мы сможем вам рассказать.
Начнём с письма Иоганны Поггенполь из Монрепо 14 августа 1804 года, в котором она пишет Паулю Николаи: «Но превосходнее всего наш двор, он выровнен и утрамбован, а здание напротив, уже полностью построенное, ещё больше его украшает. Ваши часы производят самое прекрасное впечатление, и что особенно хорошо, так это то, что они отлично ходят. Посмотрим, не расстроят ли их сильные морозы». Флигель был возведён как раз в 1804 году, но установка на нём часов требовала участия специалиста-часовщика. В апреле того же 1804 года Людвиг Николаи писал сыну: «Я нашёл здесь шведского часовщика, который мастерски соорудил башенные часы в городе. Он займётся нашими часами, так что мне не нужно выписывать кого-нибудь из Петербурга. Большие часы Штрассера несколько дней назад перестали бить и, насколько мне известно, причитаются одному бедному почтовому служащему больше, чем мне».
В этой короткой цитате говорится сразу о двух знаменитых часах: в Монрепо и в Петербурге. «Большие часы Штрассера» ‒ это Механический оркестр часовщика Иоганна Георга Штрассера, огромные (высотой 4 метра) флейтные часы в корпусе, сделанном известным мебельщиком Гамбсом в виде античного храма. Часы могли играть на встроенном органе восьмиминутные мелодии великих композиторов, записанные на внушительных по размеру цилиндрах. [2] Штрассер начал собирать эти часы ещё при Екатерине II, надеялся продать их Павлу I для Михайловского замка, но не успел. Чтобы вернуть хотя бы часть затрат, а часы эти оценивали в 60 тысяч рублей (куда больше, чем стоили Монрепо, Лимата и Фройденхоф вместе взятые), Штрассер организовал лотерею, устраивал презентации и распространял билеты ‒ то ли по рублю, то ли по пять. Некий молодой офицер, купив билет, отправился в свой полк и по дороге остановился у вдовы пастора Анны Герольд в Либаве (Лиепая). Билетом офицер отблагодарил вдову за постой, а билет-то оказался выигрышным. Вдова уступила Большие часы Штрассера Александру I за приличную (хотя и гораздо меньшую себестоимости часов) сумму и пожизненный пенсион. [3] Людвиг Николаи, судя по его письму, тоже купил лотерейный билет. То, что Николаи упоминает «бедного почтового служащего» ‒ это или неточность перевода, сделанного в 1990-е гг., или неточность дошедших до Николаи слухов. В любом случае, в то время в Курляндии, Эстляндии, да и в Финляндии дома пасторов были альтернативной сетью почтовых станций и гостиниц для путешественников, так что по сути всё верно.
Вернёмся к часам в Монрепо. «Шведский часовщик, который мастерски соорудил башенные часы в городе» ‒ это никто иной как Петтер Эрнст Эльфстрём (1760‒1812), положивший начало знаменитой династии часовщиков Эльфстрёмов в Выборге. [3] Его отец Петтер Эльфстрём (1728‒1799) был в Стокгольме подмастерьем у знаменитого Огюстена Бурдийона, французского часовщика родом из Женевы, приглашённого в Швецию королём Адольфом Фредриком. Став мастером, Петтер Эльфстрём открыл своё дело в Ловисе, тогда ещё шведском городе на границе с Русской Финляндией. Дело оказалось убыточным, и Эльфстрём решил перебраться в Выборг, что и сделал аккурат накануне русско-шведской войны и приобретения Людвигом Николаи Монрепо. В Выборге в это время уже работал старший сын Эльфстрёма Йохан Густав Эльфстрём (1757‒1808), бывший подмастерьем у часовщика Андерса Хулковиуса (1743‒1806) в Петербургском предместье. Йохан Густав вернулся в Ловису, чтобы попытаться восстановить там отцовское дело, но увы, не сложилось. Его младший брат оказался удачливей.
Петтер Эрнст Эльфстрём родился, как и старший брат, в Стокгольме, а учился часовому делу в Гельсингфорсе. Оттуда он и привёз новый механизм для Часовой башни, когда перебрался в Выборг, чтобы поддержать мачеху и единокровных братьев (мать старших Эльфстрёмов Анна Кристина Лонгстрём умерла в Ловисе в 1777 году, и отец взял в жёны дочь таможенника из Борго Марию Элизабет Пойцель). Как писал потомок Петтера Эрнста Эльфстрёма Эрик Эльфстрём, один из продолжателей семейного бизнеса в послевоенное время, в XIX веке в городах было принято иметь на службе «городских профессионалов». В Выборге были, как бы мы сказали сейчас, «муниципальный» парикмахер, хирург, плотник. А Эльфстрём стал выборгским часовщиком. Часовщики были элитой ремесленников в то время. Эльфстрём получал от магистрата в год 60 рублей оклада, а комендант порта ‒ всего лишь 24 рубля.
История семьи часовщиков Эльфстрёмов в Выборге ‒ долгая и интересная, её никак не уместить в нашей небольшой заметке. Эльфстрёмы, помимо успешного производства бытовых часов, роскошных или простых, обслуживали городские часы (включая часы на зданиях крытого рынка, вокзала, пожарного депо и прочих) и интерьерные часы в муниципальных учреждениях. Кроме того, они были «семейными докторами» для многочисленных часов в домах выборгских аристократов и коммерсантов, регулярно навещая своих подопечных, в том числе и в усадьбе Монрепо.
С Монрепо навеки связано имя внука Петтера Эрнста Эльфстрёма ‒ магистра философии Карла Эдварда Эльфстрёма (1821‒1883), переводчика, педагога и издателя. О нём и о его выборгском издании 1875 года поэмы Людвига Генриха Николаи можно прочесть в заметке нашего коллеги Андрея Салманова «Времён связующая нить». [5]
Из-за страсти Карла Эдварда Эльфстрёма к искусству слова выборгская династия часовщиков Эльфстрёмов едва не пресеклась. Отец его умер рано, и матери ничего не оставалось как доверить мастерскую своему зятю Карлу Роберту Лаксу, часовщику из Хельсинки. Тот тоже вскоре заболел и умер, мастерской грозил аукцион. К счастью, к этому времени в Петербурге окончил своё долгое обучение часовому делу двоюродный брат магистра Эльфстрёма ‒ Петер Фердинанд Эльфстрём (1839‒1907), он и спас семейный бизнес.
Петер Фердинанд Эльфстрём был очень весёлым человеком. Жизнь ученика и подмастерья в Петербурге была суровой, но Петер не унывал. Представьте: 12-часовый рабочий день, выходной ‒ каждое второе воскресенье, да и то если повезёт, а немножко наличных денег можно было получить только на Рождество! Тут-то и наставало веселье. «Было много выпивки и танцев. Петер был благоразумен в употреблении алкоголя, не курил, но много танцевал. В то время он был известным петербургским гулякой, писал стихи, играл на пианино и пел весёлые песни. Он был немного денди, его слабостью были красивые туфли. Фрак, жабо и высокая шляпа были модой того времени, и Петер был одет по моде, но он не выглядел чудаком, так как в то время все подмастерья носили фрак <…> [и] считали, что не могут выйти из дома без высокой шляпы. <…> Петер познакомился с немецким семейством Хазе, уроженца Данцига, и среди трех его дочерей он нашел свою избранницу Леонтину. Оба были молоды и поженились 28 июля 1861 года. По пригласительным билетам, свадебным адресам и проч., напечатанным золотыми буквами на тончайшей бумаге, можно представить себе, что это было великолепное торжество». [6]
Валентин Болгов,
главный хранитель фондов
Примечания
1) Сейчас Механический оркестр в Государственном Эрмитаже. Взглянуть на него можно на сайте медиа-издания «The Art Newspaper Russia»: http://www.theartnewspaper.ru/posts/2303/
2) Сычёв И. О. Мастера «механической музыки» в России конца XVIII-XIX вв. // Труды Государственного Эрмитажа. XL. Культура и искусство России. СПб, 2008. С. 28-44.
3) Erik Elfström. Elfströmin kelloseppäsuku ja kelloliike v. 1771-1943 Viipurissa. Viipurin Suomalaisen kirjallisuusseuran toimitteita 3. Helsinki 1978. S. 211-223.
4) Цит. по: Erik Elfström. Ibid. S. 218.
Иллюстрации
1. Часы на Библиотечном флигеле. Фото: Сигне Брандер. 1912.
2. Часовая башня. Фото: Владимир Поздняков. 2001.
3. Часы в кабинете Николаи. Фото: Сигне Брандер. 1912.
4. Перри, Енох Вуд Младший (1831-1915). «Часовой доктор». 1871.
5. Шульц, Карл Карлович (1823-1876). «Подмастерье просит руки дочери своего мастера». 1856.