Вот в чем желания были мои:
необширное поле,
Садик, от дома вблизи непрерывно
бегущий источник,
К этому лес небольшой! – И лучше
и больше послали
Боги бессмертные мне; не тревожу
их просьбою боле,
(Кроме того, чтоб эти дары
они мне сохранили).
Гораций «Сатиры»
Приют, о котором я мечтал юношей,
Под звуки струнных игр Тибулла,
В старости был мне дарован;
Осуществилось это, слава богу,
О большем я и не мечтаю.
Заботу проявив о безопасности моей,
Не в Альбионе, не на озере Женевском,
Тибур – мой умный бог и покровитель,
Мне указал сию обитель.
Звенит оружие галлов там,
И ты, швейцарец, под гнетом тирании лишен свободы,
А здесь под мощною защитой Александра
Живет тихий народ, свободный и простой.
Лжемудрецов безумных яд к нему не проникает.
Это не тот народ,
Что навечно запятнал себя королевской кровью,
Ослепленный жаждою свободы,
Сложил он свою гордость и отвагу к ногам тирана.
Теперь в глубоком рабстве та страна,
А здесь в спокойствии, любви и счастье
Живет народ при добром властелине, —
Хотя земля Финляндии не плодородна,
И ей не покровительствует Феб,
О, божественная война титанов,
Ты не только на вершине Олимпа.
От полюса к полюсу движется ярость возмущения,
Именно об этом возвещает травяное буйство полей.
С чудовищными обломками скал, исковерканных
извержением.
Посейдон, — коварный разрушитель,
Трезубцем мощным дамбу снес,
Бешено ревя, на страну набросился поток воды со льдом.
И жадно поглотил ее.
В упоительном восторге победы
Он забыл остановить поток,
Который перерыл и затопил поля
И покрыл их бесплодною грязью,
Пока, наконец, Зевс в великом гневе
Не потребовал вернуть землю,
Которую себе присвоил Посейдон.
Тот нехотя, с ворчанием отступил,
Оставив страшные следы своих деяний
В виде болот, озер, расколотых скал.
Еще и сейчас бедный пахарь
Должен терпеливо возделывать
Свой луг, сад и поле в обломках скал.
С любопытством на него взирает с неба Феб.
Беззаботно царствует он предписанные небом часы,
В которых даже нередко отказывает сестре.
В бухте с изрезанными берегами,
Среди вод возвышается маленький Выборг.
Он снимает с иностранного корабля все необходимое,
Поставляя еловую смолу и распиленное дерево.
Едва оправившись от пожара,
Похорошевшим и помолодевшим выходит он из пепла,
Тебе хорошеть божьим благословением, бешенство
пламени отринув,
быстро воссоздавать разрушенное из кирпича или камня.
Только тебя, Выборгский замок, пощадило бушующее
пламя.
Правда, облупился камень то тут, то там на твоих стенах.
Восстановленные старые стены сочетаются с новыми
Строениями, выступающими на первом плане.
На другом берегу залива
Лежит, раскинувшись, остров,
Бывший владением шведских королей в те времена,
Когда князья владели землями и войском и вели
хозяйство.
Теперь это моя собственность.
Еще одна деталь, которую отмечает путешественник,
Когда он, неторопливо путешествуя, стремится достигнуть
Кеми.
Это второй остров – меньшая половина маленького
владения.
Он состоит из великолепного гранита,
Из которого будут возведены колонны, увенчанные
золотом.
Он должен облагородить храм Казанской богоматери –
Памятник, достойный выдающегося создателя.
Как только ты минуешь земляные укрепления и ворота
Выборга,
Укажет тебе путь направо птица,
Она укажет тебе мои владения – тихое место.
Как часто, ничего не подозревая,
Мы проходим мимо истинного рая,
В который никогда не проникал глаз черни
И который снаружи так незаметен.
Глубоко спрятанный в заливе,
Есть уголок, в котором я живу.
Найдешь его – иди в мою обитель.
Роскошь не тешит мое тщеславие.
На каждом шагу мой сад взывает к сердцу,
облагораживает чувства,
Одни лишь чувства господствуют здесь,
С каждым шагом я буду развивать твои едва
пробудившиеся мысли,
Усиливать ощущения, и они станут созвучными.
Прекрасная задача для меня – творца!
Только доверься мне, о друг!
Когда отеческая любовь к моему ребенку
Делает меня временами разговорчивым,
То я восхваляю его таланты.
Старика восхищает красота,
Которую с годами он ценит все больше.
Она никогда не была чужда мне,
И теперь она согревает меня на склоне лет.
Приди же и будь моим судьей!
Гораций советовал брать от костра
Не дым его, а его пламя.
Если посмотришь вокруг себя с высоты скал,
То увидишь кругом пустынное поле,
Покрытое песком, камнем и низкими растениями.
Выделяется только маленький,
Ухоженный островок земли,
Преобразованный умным хозяином,
Который стремится обеспечить свой народ
И свой стол сочными овощами и сладкими фруктами.
Всем тем, что только может дать
Холодная и голодная земля.
На границе поместья
Стоит скромный, деревянный дом,
Мартинелли с Палладио
Стиль, продиктованный камнем.
На террасе возвышается здание,
У его подножия простирается
Царство фантазии, искусства и чувства.
Если ты захочешь увидеть все,
Созданное рукой землекопа, в целом,
То поднимись на высокий Паульштайн,
Откуда видно далеко.
(Так я назвал любимый уголок сына,
Для того, чтобы мне постоянно
Что-то напоминало о нем).
Взгляни! Любая из прелестей,
Которой благодатная природа
Где-то украшала местность,
И все, что может отвечать
Гордому великолепию сада,
Все это природа расточительно отдала здесь,
В больших массах и контрастах
И с тонкой избирательностью знатока.
Это сокровище природы окаймляет
Обрывистая стена скал, окруженных водой.
Изящно изогнутой линией тянется пляж,
То высокий, скалистый, то пологий.
Я укрепил его прочной дамбой
По просьбе нимф и дриад водного царства,
Чтобы уберечь их от приставаний тритонов.
В благодарность подарили мне они
Стену первозданных, свободно растущих лесов –
Прохладную защиту.
Не верится, что сама природа
Создала все это таким гармоничным и цветущим.
В необъяснимом порыве уронила она сюда
Сырое вещество красоты.
Неизвестное и бесполезное, лежало оно еще недавно,
Напоминая мужчину преклонного возраста.
Благодаря вмешательству человека хаос отступил, изгнанный,
Но расположился поблизости,
То появляясь время от времени, то исчезая.
Нужно было соединить то,
Что до сих пор лежало разрозненным
И одухотворить эту природную красоту;
И я, открывая все новые очарования,
Добивался полной гармонии и совершенства.
Так, когда ты слышишь песни благородного барда,
Тебе кажется, что могучие, гармоничные слова
Вырываются прямо из золотых уст поэта,
Но он упорным трудом оттачивает слова,
Пока не добьется единственного.
Это его возвышенная тайна.
Так богата предметами природа,
Так богато чувствами наше сердце, отзывающееся на все:
Ужас бури, покой тишины,
Мрак пещеры, веселый нрав ручейка, луга,
Серьезность леса, сладострастие рощи.
Все это пробуждает чувства, верно угадывающие желания
природы.
Нужно оттенить то, что она слабо и невнятно пытается
выразить,
Черпая дополнительно из сокровищницы искусства.
Благодаря тонким переходам
Картины изменяются, соотносятся,
В умном порядке вставая друг за другом,
Все это принадлежит искусству поэта-садовника.
Итак, если созерцание всего в целом
Настроило тебя благодушно,
То теперь ты можешь переключиться на отдельные детали.
Лучше всего чувствует себя наше сердце
В приятной меланхолии.
Только глупец не ощутит
Этой приправы к мудрой радости.
У тропинки, которая ведет вниз, к долине,
Лежит, спрятавшись в тени елей, тихое жилище.
Изысканный ковер из лилий и роз
Приведет тебя к постаменту из серого мрамора,
На котором урна с именем Германа, друга моей юности.
С берегов Рейна позвал он меня сюда, к Неве,
Тогда был возрожден к жизни старый союз.
Давно любили его Павел и Мария.
Гигея посоветовала ему отправиться в дальний путь.
Напрасно он, измученный подагрой,
Бежал из родных мест.
Он расстался с другом.
Его угасшие глаза не видели грусти Марии.
Позднее она устроила ему здесь пустую могилу
И оставила на ней надпись: «В память о дружбе».
Положи цветок на урну!
Лишь я согреваю это место тихими слезами.
Посмотри! Неподалеку приготовлено уже место
Для моего сосуда с прахом.
Два слова будут стоять на урне: «Ну, достаточно»,
Потому что я уйду сытым с жизненного пира.
О, Анна! Приди тогда сюда, чтобы закрыть мои глаза.
Когда меня подхватит трагический поток,
Ты должна быть в той березовой роще,
Где я посадил нимфу Сильмию.
Какое печальное волнение охватывает меня!
Подходя, ты услышишь уже издалека
Журчание прозрачного источника,
Который бьет из таинственных недр холма.
Ах, я нашел его в болоте,
Зыбкой и неверной под ногами была земля вокруг него.
Я очистил его от ила, огородил и построил навес.
Видишь теперь, как благодарно освежает он меня весь год.
Подойди сюда и выслушай историю Сильмии.
В давние времена она гуляла здесь, любимая богами.
Она была благородного происхождения, благочестива и
благодетельна.
Ларс, добрый юноша, статный, но бедный,
(У него паслось лишь шесть коз в болотах среди скал)
жил там.
Едва он увидел Сильмию, как любовь ярко вспыхнула
в его груди.
Поберегитесь, козы! Ваш пастух не видит больше вас,
Он высматривает лишь Сильмию,
А лишь только увидит ее, замирает с глупой миной
И рта не может раскрыть.
Как только она уйдет, он сердится на себя за молчание,
Его изнуряет любовь, а его стадо терзает жажда и голод.
Он плохо пас свое стадо, половину которого съел волк.
Добрый Ларс проводит дни в горе,
Видя кругом лишь несчастья, он плачет и плачет
До тех пор, пока у него не темнеет в глазах и он не слепнет.
Он хочет умереть, не обращая внимания на утешения
друзей.
О его душевной боли не знает никто.
Лишь одному человеку он поведал о ней.
Слух о его горе долетел до ушей Сильмии,
Ей сообщил также друг пастуха о том,
Что она и сама уже давно заметила.
Полная сострадания, вступила она на камень,
И воззвала к утреннему солнцу: «О ты, око творца!
Я надеюсь – моя мольба найдет отклик у тебя!
О, дай источнику силу исцелить глаза бедного пастуха.
Пусть поток прозрачной воды брызнет из камня
Как кровь из разрезанной вены, и струится на восток.
А ты, друг, приди сюда, когда взойдет Аврора.
И смочи трижды глаза прохладной водой источника».
Ларс так и сделал. Исцеленный, возвратился он к хижине.
И нашел там прежнее число коз,
Тучных и веселых, а также овец и баранов.
Он поспешил к Сильмии с благодарностью в груди,
Но она, целомудренная, уже исчезла.
Больше ее не видели здесь никогда.
Лишь по-прежнему журчал целительный источник.
Ежедневно Ларс садился около него и тепло благодарил его.
Ему казалось, что в журчании ручейка он слышит ответ
Сильмии.
И хотя Ларс был беден, но он никогда не забывал
Пожертвовать для источника.
Еще и сегодня посещают люди это царство нимфы.
И с благодарностью несут свои дары.
За шелковым лугом, окружающим рощу, следует дикая
глушь.
В глубине леса, на болоте, прячется хижина брата,
Которая тебя настраивает на святую простоту.
Здесь живет отшельник.
Березовой корой и изображением святых
Украсил он тонкие стенки
И укрепил на башенке деревянный колокол.
Долго он взывал здесь к богу в ночных молитвах.
Еще дальше вниз, на краю самой отдаленной части,
Расколол скалу каменных дел мастер.
Отвесные стены ущелья поднимаются, сужаясь вверху,
Но достигают вершины фантастически разделенными.
Его вершина служит основанием высоким деревьям.
Здесь редкая трава, обнаженные корни,
Пронизывающие песок, и гниющее дерево.
На этом пространстве лежит большой камень –
Остаток древнего извержения.
На нем водружен святой Николас,
Воссозданный таким, каким его набросал хитрый
Фрагонар.
Видел ли ты его когда-либо в окружении юных женщин?
Казалось, он говорит: «Красавицы, идите ко мне,
Но только без супругов.
Я хочу благословить вас и отпустить оплодотворенными».
Взгляни, друг! По каким ступеням
Ты поднимаешься от строгого
К веселому расположению духа.
Однако скоро другой вид наполнит тебя другим чувством.
Это та скала, плотно заросшая лесом, которую омывают
волны.
Здесь внизу можно перейти вброд,
несмотря на сопротивление волн.
Это ужасное место богато декорациями.
Два куска оторвал от материковой скалы титан,
Однако не смог забросить их на небо.
Здесь есть маленький уголок, обособленный от мира,
Ты, может быть, оценишь его невысоко.
Беззаботно мечтал я, часто лежа здесь,
Ласкаемый дыханием волн,
Которым никак не удавалось дотянуться до высокого утеса.
На уступе отвесной скалы находится грот,
Который наполовину – создание природы, наполовину –
человека.
Мрачно и холодно внутри него. В стене, покрытой белой
пеной,
Выдолблена голова Медузы. Страшен ее оскал,
Голую вершину горы коронует старый, полуразрушенный
замок.
Лишь жалкие остатки бойниц венчают башню.
Несравненный сын Густава Великого,
Который пошел войной против своего брата,
часто приходил сюда.
С этой вершины он любил по ночам наблюдать движение
звезд.
Но не только для этого приходил сюда Эрих XIV.
На этой вершине жестокий победитель построил
башню-тюрьму,
В которой хотел заточить своего брата.
Но случилось иначе, и Эрих сам стал пленником.
И был заточен в башню. Девять лет он думал о мести,
Пока Иоганн не приказал ядом погасить его ярость.
С тех пор в полночь дух Эриха XIV бродит с проклятиями
Среди этих мрачных камней. И звенит кандалами,
и воет в Гроте Медузы.
Но отвлекись от леденящего душу ужаса,
Отведи свой возмущенный взор от пороков властелина.
И вернись к простому, скромному поведению,
К простодушию ребенка.
Уже зовет нас в путь дикая тропа,
Что ведет в заполненное цветами пространство
Среди серебряных волн.
Там возвышается перед тобой
Открытый храм в греческом стиле
И стоят, как сторожа, две старые сосны.
На заливе выстроились в ряд прекрасные суда.
От моего парка есть водный путь к городу.
Хорошо вечером отвязать лодку, столкнуть ее в воду,
И плыть с песнями по тихой глади залива.
Однажды около недостроенного еще храма
Мне повстречался финн, который сказал мне:
«Прости, господин, наверное, это строится церковь
Со всем самым необходимым в ней: алтарем, кафедрой
и колоколом?
Но как же вы будете заниматься
Святой службой под открытым небом?
Разве вы забыли о суровой в наших краях зиме?»
«Нет, мой друг! Этот храм я строю для тебя, для себя и для каждого,
Чтобы здесь в благостной тени его отдыхать».
«Господин, а нужны ли эти колонны?
Ведь можно хорошо отдохнуть в мягкой траве
под березой».
«Господь с тобой! Ты прав, скромный человек.
Мот скорее бы предпочел дорогое великолепие,
Ты же никогда не ошибешься в выборе необходимого».
Как радует меня веселье рыбаков в широкой бухте,
Когда летней ночью он, в награду за тяжелый день,
Погружает себя в пивную кружку, а затем в низкие волны
по пояс.
Двигаясь размеренным шагом, тянет за собой длинные сети
И вытаскивает скользких угрей, пескарей, зубастых щук
и окуней.
Трогают сердце живописно изрезанные берега этой бухты.
Юноша, если ты решишь броситься со скалы,
Которая возвышается здесь, чтобы освободиться
от страданий,
то советую тебе, посети сначала этот маленький храм
на вершине скалы.
Здесь амур предостережет тебя: «Остановись, сын мой!»
И когда ты будешь бродить здесь на берегу, испытывая
раскаяние,
то ты проклянешь свой опрометчивый шаг
и подумаешь, что свою тоску и отчаяние ты преодолеешь
и без прыжка со скалы в бездну.
Башня, которая одиноко возвышается там,
Отвечает самому нежному порыву моего сердца –
Моей благодарности беспредельной доброте Марии.
Мария сама украсила внутри постройку, названную
ее именем.
Самое великолепное украшение – ее изображение,
Выполненное в римском духе.
Рельефно выделяется оно в центре круглого зала.
Когда я подхожу к нему,
То опускаюсь перед ним на колени в благоговении
С какой тонкостью она оказывала помощь обессиленной
старости.
Также здесь ты видишь высокую колонну из мрамора.
Кое-что поясняют слова на ее постаменте:
«Цезарь подарил нам этот покой».
К этой надписи имеете отношение вы оба:
Ты, Павел, который так щедро вознаградил мою долгую службу,
Позволив украсить этот уголок по моему вкусу.
А ты, Александр, который снял ярмо с моей натертой шеи
И на закате моей жизни отдал Монрепо в полную мою
собственность.
Не материнская ли любовь ведет твое сердце к благу?
Мать также имеет здесь свою маленькую святыню.
Ты, может быть, многого бы не понял,
Если бы услышал только от одного меня
Историю об острове, что скромно спрятался здесь
в узкой бухте.
С юношеским усердием ты, сын,
Доверяясь лишь матери и тайно подражая отцу,
Воссоздал из хаотичной груды камней
Прекрасный уголок по другую сторону имения.
Сама природа услужливо помогала мальчику в его творении.
Завершив работу, радостный и гордый,
Привел он сюда своих родителей,
Чтобы показать им плоды своего творчества.
«Пампушинка», — так он назвал уголок матери, им созданный,
Помня, как часто в детстве, наклоняясь над колыбелью,
Мать обращалась к нему с этим ласковым именем.
Но до сих пор замечал ты руку искусства
В природе, только слегка приукрашенной.
Однако вблизи дома знаю я особенное место,
Где все растет свободно, но ухоженное.
Здесь цветет липовая аллея. Выпрямленная по шнуру,
Симметрично делит она поле на гнезда, беседки,
Газоны, богатые травой,
С благоухающими вазами цветов;
Все это картины как бы случайные,
Но с тайным намерением развлечь.
Благослови же пройденную местность,
Как делаю это я,
Совершенно довольный собой и своей судьбой.
Желаю и тебе любви и блага.
Издано в Санкт-Петербурге у Фридриха Дрекслера
в 1806 году на немецком языке.
